Я глубоко вздохнула и вышла через открытую дверь на балкон. Как хорошо становится на душе, когда начинаешь что-то понимать! Правда, выводы мои никак нельзя было назвать приятными. Вредная старуха не соврала, и ее шпионка теперь будет появляться рядом всякий раз, как только мы со Светкой захотим немного развлечься. Ничего себе будущее! Неужели нам придется стать пай-девочками, которые разговаривают тихими, робкими голосами, любят ябедничать про чужие проказы и делают только то, что взрослые разрешают? Вот тоска!
Летний вечер угасал. Солнце уже давно спряталось, кругом разлились голубые сумерки, и на быстро темневшем небе зажглась первая звезда. От этой картины мне захотелось плакать. Казалось, что эта ночь наступает не в мире, а в нашей со Светкой жизни. А далекая светлая звезда в небе – это наше веселое и бесшабашное прошлое, которое мы не ценили! Думали, что так и будет всегда. А теперь конец: эта подлая мышь вместе со старухой не дадут нам житья. Боясь от отчаянья разрыдаться, я ушла с балкона в нашу с Митькой детскую, расправила постель, разделась и легла. Сама не знаю, как это вышло. Обычно мама с папой долго не могут загнать меня в кровать. А тут… Мне было так грустно, что голова сама улеглась на подушку. Видно, я в этот день очень устала от разных испытаний, потому что уснула почти мгновенно, успев лишь краем сознания услышать удивленный голос Митьки, вошедшего в комнату:
– Ой, а Ира спит!
Мне, помню, сразу привиделся какой-то удивительный сад, зеленый-зеленый, и цветы в нем…
Глава 4. Светкины страхи
Я с трудом проснулась в полной темноте от звонка колокольчика. Это дребезжал наш со Светкой «телефон». Я совсем забыла рассказать, что у нас есть своя связь, Вы уже знаете, что я живу на третьем этаже, а моя подружка – на пятом. Мой балкон находится под ее, а окно нашей с Митькой комнаты – соответственно под ее окном. Правда, между нами живет одинокий мужчина – Иван Петрович. Одинокий он потому, что от него уехала жена с двумя детьми еще два года назад. Мы со Светкой очень жалели, когда уехали его сыновья. Такие были веселые мальчишки – просто класс! – хотя и младше нас один на два, другой – на три года. Что мы вытворяли вместе с ними во дворе, до сих пор весело вспомнить! Но я отвлеклась. Теперь, короче говоря, остался один только их отец, который очень хорошо относится к нам с подружкой – всегда улыбается, увидев нас, и часто угощает конфетами. Правда, смотрит при этом грустно – наверное, о своих сыновьях думает, ведь мы с ними дружили. Так вот, этот Иван Петрович никогда не ругает нас – даже за то, что мы однажды со Светкой, играя на ее балконе, опрокинули стоявшую там банку с зеленой краской, и она вся через щель вылилась на лоджию соседа. А лоджия у него знаете какая красивая – лучшая в нашем доме, он сам ее делал. Вообще-то застекленные балконы у нас имеют немногие – может, семей десять, но у тех по сравнению с этим – просто ерунда какая-то. Хорошо еще, что рамы у Ивана Петровича в тот день были раздвинуты из-за жары, а то мы бы испортили ему стекла. И вы представляете: сосед даже не пожаловался нашим родителям! Сам оттер краску тряпками с какой-то вонючей жидкостью – мы со Светкой сверху видели – а нам только погрозил пальцем, и все! Ну, и вполне понятно, что такой замечательный и добрый человек не помешал нам провести два своих «телефона»: один с моего балкона на Светкин (мимо балкона Ивана Петровича), другой – из форточки нашей детской в форточку подружкиной комнаты (соответственно мимо окна соседа).
Вообще-то «телефоны» – это всего лишь тонкие, но крепкие веревочки, связанные в круги. Первый из них охватывает балконные перила наших со Светкой квартир. По этому «телефону» мы обмениваемся с подружкой разными предметами, привязывая их к веревке – ведь ее концы скреплены узлом. И если потянуть, например, за левую сторону вниз, то правая поползет наверх, к Светке – ну, а вместе с ней, скажем, конфета, или яблоко, или транспортир какой-нибудь (когда Светке срочно его надо, а бежать ко мне вниз неохота).
Второй наш «телефон» ничего не перемещает. Он служит, чтобы вызывать друг друга на балкон для каких-то сообщений или срочных разговоров. К веревке привязаны два колокольчика – один в подружкиной комнате, другой – в моей. Если мне надо что-нибудь побыстрее сказать Светке, я зажимаю рукой свой колокольчик и дергаю за веревку. И пожалуйста: через полминуты мы с подружкой уже разговариваем: она – свесив голову вниз, а я – повернувшись вверх лицом. Может быть, кому-то из вас наша связь покажется смешной – ну и пусть! А мы с подружкой очень гордимся своими «телефонами» и пользуемся ими с удовольствием – при всей их простоте они очень надежны. Конечно, если бы на четвертом этаже между нами жил не милый Иван Петрович, а, скажем, Марья Степановна, уж она бы нам веревки раз десять оборвала! И жаловалась бы нашим четырем родителям, что «телефоны» ей просто жить не дают – придумала бы почему. Но она живет на втором этаже – ура! Правда, я опять отвлеклась. Продолжаю рассказывать с того момента, как меня разбудил «телефонный» колокольчик.
Открыв глаза от его звонка, я сначала долго ничего не могла понять. Перед моими глазами тихо проплывали пышные деревья и яркие цветы из моего сна. Но наконец я сообразила: грезы кончились, я нахожусь в своей комнате, а колокольчик надрывается оттого, что у Светки наверняка что-то случилось. Ведь ночью она мне пока ни разу не звонила! Выскочив из постели, я подбежала к окну, и, схватив одной рукой свой колокольчик (чтобы он замолчал), другой несколько раз дернула за веревку, приводя в движение подружкин звонок. Так я дала ей знать, что услышала вызов и иду на балкон.
Но сначала надо было проверить, не разбудили ли эти звуки кого-то еще, кроме меня. Кажется, нет: Митька спокойно сопел, в спальне родителей тоже было тихо. Я крадучись вышла на балкон. Ночная прохлада дунула на меня свежим ветерком, и я окончательно проснулась. Подойдя к перилам, я посмотрела вверх и спросила:
– Света, ты здесь?
– Здесь! – долетело до меня с пятого этажа. – Ира, я не могу тут с тобой говорить! – в голосе подруги явно прорезались истерические ноты. – Выйди тихонько на вашу площадку, я к тебе сейчас спущусь! – теперь Светкин голос прозвучал так, как будто она собирается заплакать, но старается сдержаться.
– Ладно, иду! – поспешно крикнула я, забыв всякую осторожность, а ведь нас могли услышать родители. – Спускайся ко мне.
Проскользнув мимо комнаты папы с мамой, я зашла только в детскую накинуть халат и проверить, не проснулся ли братишка. Кажется, все нормально. Теперь пора к Светке. Надо было бесшумно открыть замок на входной двери, чтобы никого не разбудить. Это мне не сразу удалось – язычок почему-то заело от моих осторожных движений. Когда я выскочила на лестничную площадку, Светка была уже там. И в каком виде! Бледная, перепуганная, руки мелко дрожат.
– Что с тобой? Что случилось? – спросила я, уже смутно догадываясь, какое событие могло привести в паническое состояние мою рассудительную подругу.
Светка схватилась трясущимися руками за мои плечи, и ее глаза вдруг наполнились слезами. Она очень старалась не зареветь в полный голос, но было ясно, что это вот-вот случится. А тогда, я чувствовала, мне не скоро удастся добиться от подруги, что же у нее стряслось. Поэтому я решила опередить события и быстро спросила:
– У тебя мышь была?
Светка мелко закивала головой, и слезы из ее глаз посыпались градом – но было видно: плачет она скорее от облегченья, что я уже все знаю, а не от отчаянья. Я сразу угадала, в чем дело – да и трудно было бы этого не понять после событий сегодняшнего вечера. Я еще не забыла, в каком виде сама недавно упала на подушку и заснула. Хорошо хоть, что Светка начала успокаиваться – уже сняла руки с моих плеч и смотрит на меня с какой-то странной надеждой. Наверное, думает, что если я понимаю, в чем дело, то и помочь смогу. А вот нет – этого не будет: сама не представляю, как нам теперь из беды выпутываться. Но сначала надо точно узнать, что произошло с подружкой.
В пустом подъезде стояла мертвая тишина. Тускло и страшно горела пыльная лампочка на площадке. За дверями спокойно спали наши соседи – ведь им ничто не угрожало. А мы с подругой были одни со своим горем, которое так внезапно накрыло нас душным покрывалом. Чтобы было не так жутко, мы взялись за руки. Светка еще раз глубоко вздохнула, вытерла последние слезы, и я наконец-то узнала вот что…
Моя подружка в этот вечер долго не отходила от телевизора – впрочем, вместе с родителями. Сначала они посмотрели новости, потом очередную серию из цикла «Улицы разбитых фонарей». Светка все время старалась не думать об утреннем происшествии и о своей больной ноге. Правда, кое-что ее удивило. Когда ее мама – тетя Таня – увидела повязку, она, сразу расстроившись, потребовала, чтобы Светка размотала бинт и показала ей, что с ногой. Та, конечно, этого делать не хотела и как могла отнекивалась: тогда уж точно пришлось бы как-то объяснять происхождение укуса. А в то, что это сделала разумная мышь по приказу Марьи Степановны, тетя Таня, ясно, не поверила бы. Но Светкины отговорки не помогли, и повязку ей пришлось снять. Подружка, увидев удивленные мамины глаза, ждала чего угодно: охов, ахов, возмущенных расспросов, но…